Волчья хватка-2 - Страница 67

— Тогда до встречи, — обронил Сыч и, круто развернувшись, пошёл в лес.

На Вещере не существовало дубрав, если не считать ту единственную, доступную лишь сирым, скрытую непосредственно в Урочище и не доступную послушникам. Под страхом верижных цепей им вообще запрещалось устраивать какие бы то ни было поединки, дабы не тревожить монастырского покоя этим мирским занятием, тем паче турниры, поскольку осуждённые старцем послушники находились под полной волей бренок и, не имея поясов, уже не считались полноценными араксами. Вернуться в строй Засадного Полка можно было лишь по благому слову Ослаба либо при объявлении Сбора — Пира Святого, на который не звали, а всякий, причастный к Сергиевому воинству, являлся сам и вновь мог опоясать чресла поясом аракса, невзирая на положение и возраст.

Ражный пришёл на поляну перед рассветом — соперника ещё не было, впрочем, как и его следов на скрипящем от мороза снегу. Можно было сейчас потоптать ристалище, пройти по нему крестнакрест, таким образом испытав его энергию, однако делать этого Ражный не стал, а лишь заголил торс и подвязал поясницу синим плащем, как поясом. Он не просто имел на это право — был обязан выйти с ним на поединок, ибо на подобных турнирах, напоминающих европейские рыцарские, в случае поражения не сама дева, но символ её чести доставался победителю как боевая добыча, как трофей, который можно повесить в своих палатах.

Кроме того, подвязавшись плащом, Ражный скрыл под ним старую рану, по крайней мере от глаз противника.

Соперник был серьёзным и сильным, по своему опыту, полученному в страннической жизни, вряд ли уступал Скифу; он мог разорвать на нем пояс аракса, мог распустить по нитке рубаху, но не имел права до победы срывать с него плащ возлюбленной.

Ражный надеялся, что «снежный человек» не знает его уязвимого места…

Вчерашняя баня и предвкушение поединка сделали его чувства лёгкими, поэтому он без труда взмыл нетопырём, дабы осмотреть пространство будущего ристалища, и в тот же миг вдруг увидел призрачное зеленовато-жёлтое свечение одинокой фигуры калика, бегущей по его следу совсем близко. Появление сирого на своём следу Ражный расценил как покушение на его волю, на право выбора, существующее в Сергиевом воинстве как уставная истина и, развернувшись, встал в боевую стойку кулачного зачина.

Калика мог прислать бренка или, ещё хуже, настоятель Урочища, каким-то образом прознавшие о поединке и вздумавшие предотвратить его…

Сирый крался по следу, словно рысь к близкой добыче мягкими, бесшумными скачками, точно ориентируясь в темноте. И опасность почуял в последний миг, когда было поздно; он сам наскочил на кулак и отвалился навзничь.

— Ражный? — калик тут же натренированно вскочил, оттолкнувшись руками. — Ты что? Сирых грех обижать! Знаешь ведь, руки не подниму, по обету…

Это оказался тот самый калик, что приносил поруку о поединке с Колеватым. «Свой» калик, Друг душевный, ибо принёс счастливую поруку, можно сказать, победу на Пиру Свадебном! Обычно в таком случае араксы воздавали им богатые дары, хмельным мёдом упаивали и всячески привечали, а сирые пользовались таким расположением и, бывало, по неделе гостили.

Ражный до сей поры ещё не отблагодарил калика — не сводили ни дороги, ни судьба, и от того ощутил неловкость.

— Прости, брат, — повинился он. — Не разглядел в темноте…

— Я к нему с вестью, а он?.. А если б пришиб? И что?.. Получил благодарность!

— Тебя кто послал, друг мой сирый? — примирительно спросил Ражный.

Тот утёр лицо снегом, понял, что бить больше не будут, и расхорохорился:

— Дед пихто!.. Озверел, что ли? Над каликом измываться!.. А говорят, благородный, обычаи блюдёт!..

— А ты ходи открыто! — отпарировал Ражный. — Не крадись чужим следом.

— У меня походка такая. Вот ты сейчас зачем здесь торчишь? Ведь давно уже стоишь — переминаешься.

— Бренку жду.

— Врёшь, все бренки нынче в Урочище. Ты же вроде на ристалище пришёл? Рубашенку-то зачем подпоясал верёвкой?

Ражный запахнул тулуп:

— Чтоб топор носить.

Сирый погрозил пальцем:

— Смотри! Ты хоть знаешь, с кем схватишься? Ты про Сыча-то слышал? Это же не человек — носорог!

— Не твоё дело.

— Во нынче какие послушники! — изумился калик. — Поединки устраивают в Вещерских лесах! Виданное ли дело?..

— Зачем шёл за мной?

— Не шёл — бегаю со вчерашнего дня! Столько вёрст отмахал до твоей хоромины, а заглядываю — нет никого. Я по следу и к кукушке попал. А разве у неё правды найдёшь?

— Что же ты бегаешь?

— Предупредить хотел — три дня осталось!

— Каких три дня?

— Послушания три дня! И конец твоей вольной жизни.

— Ну-ка, сирый, объясни толком. Ничего не пойму. Ты откуда здесь взялся?

— Откуда… Из Урочища! Ты что, не слыхал? Брата своего, Драча, выгнал, а тот бренке сказал. Вече собиралось! Без малого сутки старцы у огня сидели, судили да рядили… Ох, чего я только не наслушался! И про тебя все знаю. Незавидная у тебя судьба, Ражный. Уж лучше бы в калики определили. Или уж рубахи шить…

— И куда же меня определили? — перебил его Ражный.

— А ты не догадываешься? На ветер поставят! Через три дня бренка за тобой явится.

— На ветер?

— Чему ты радуешься, олух? Или не понял? На радун!

— Говорили же, холостых не ставят?

— Теперь на это не глядят! Скоро весь Полк по ветру пустят…

— Погоди, что же в этом плохого?

— Что?! — изумился и отступил сирый, взмахув руками, слов не находил. — Ну, ты и… Он ещё спрашивает!.. Не у меня — у кукушки своей спроси! Она скажет!.. Если знает.