— И кругом лень, пьянь и разложение! Не в состоянии организовать пространство и построить цивилизованное государство. Савватеев погрозил пальцем:
— Мы его организовали! Но только под себя.
— Вот именно, под себя…
— Под кого ещё? Под вас, что ли? Или под общечеловеческие ценности?
— Общечеловеческие — это, конечно же, американские?
— Какие же ещё-то?
— Что тебе не нравится в американцах?
— Глаза.
— Не такие красивые?
— Как бы это сказать помягче? — ухмыльнулся Савватеев. — Чтобы не вызвать международного скандала?
— Говори прямо!
— Ага, я скажу, а вы завтра пару авианосцев к нашим берегам…
— Да знаю, что ты думаешь об американских глазах! Бесстыжие, наглые и самодовольные.
— Во, точно! Но это ты сказал!
— Перестань фиглярничать. Я хотел поговорить серьёзно…
— По пьянке? Думаешь, я проболтаюсь? И скажу, что вас тихо презирает весь мир? Что вас Бог не любит? И обрушивает свой гнев в виде стихийных бедствий? Да ни за что не скажу! Даже если выпьем все охотничьи запасы.
— Ты надеешься спокойно отсидеться на своих незыблемых плитах?
— Надеюсь.
— В то время, когда нас начнёт смывать в океан?
— Вместе с вашими ценностями. И это будет не первый потоп, насланный за грехи.
— А ты представляешь, что произойдёт? Ваши организованные и заснеженные просторы окажутся под мощными волнами переселенцев. И это цунами просто смахнёт вас, как сор.
— Мы никого не пустим.
— Как это? Станете отталкивать лодки от берега?
— Зачем отталкивать? Топить к чёртовой матери, чтобы не назвать на себя гнев божий.
— Олег, ты скрытый фашист, — пьяно и исступлённо проговорил Твистер. — Вы все здесь националисты и фашисты.
— Тогда ты — недобитый бандеровец.
— Я не бандеровец. Мой дед погиб в Освенциме! А бабушка — в сталинских лагерях.
— Значит, Твистер — настоящая фамилия? Я подумал, псевдоним…
— Да ты и антисемит!
— А по морде хочешь?
— Вот, пожалуйста! Чуть что — сразу по морде!
— Как ещё-то с тобой? Сидишь у меня в гостях и меня же облаиваешь! Кем только не обозвал…
— Мы все в гостях на этом свете.
— Не надо обобщений, Мыкола. Я у себя дома, на устойчивой литосферной плите, со своими запасами, под своим небом. Бывает, штормит время от времени, но это от водки или вашей горилки, которую хохлы гонят в Америке. А коли нас любит Бог, значит, мы правильно организовали своё пространство.
— Конечно, вас, безбожников, он любит. Или убогих?
— Тебе кажется, мы безбожники?
— Кое-что ещё помню из истории… родной страны.
— Помнить-то помнишь. Но ничего понять не можешь. У нас самая религиозная страна.
— Смелое утверждение! И в чем же выражается религиозность?
— В том, что мы сохранили веру в чудесное. И только потому это чудесное у нас существует.
— Любопытно! То есть вы верите в чудо?
— А нам тут больше не на что надеяться. Твистер помотал головой:
— И в самом деле никак не могу понять… Когда ты говоришь серьёзно, а когда валяешь дурака.
— Мыкола, да у нас уже третья бутылка серьёзного разговора!
— Правда, я столько никогда не пил… Тело немеет, а голова в порядке.
— Ладно, хоть раз оттянись у себя на родине…
— В отношении религиозности… И что, к вашему чудесному можно прикоснуться?
— А ты разве не пощупал его? Не видел воронки от огня небесного?
— Это под вопросом, небесный ли он!
— Добро, а ушам своим ты веришь?
— Ушам? Ушам верю, но тоже все относительно…
— Ты сначала послушай… — Савватеев положил диктофон на стол. — Конечно, живой голос звучал иначе…
Пассажир напрягся и несколько минут вслушивался в молитвенный плач, однако пьяный, да ещё и замкнутый на своих мыслях, не оценил и даже озлился:
— Что это? Вой какой-то!…
— Это Глас Божий.
— Ну, знаешь… Мне он представляется другим!
— Какой уж есть.
— Олег, не морочь мне голову! Что все это значит?
— Значит то, что у нас в России даже волки молятся.
— Волки?.. Да, пожалуй, напоминает волчий вой. Типичное звукоподражание… Не удивил.
— Удивлять и не собирался. Хотелось, чтобы ты прочувствовал среду обитания. Божественный огонь, ну, или взрывы неизвестной природы, литургия в исполнении дикого и беззубого зверя… Людоед с двойным гражданством! Каково?
ФБРовец, должно быть, вспомнил о Каймаке, поморщился:
— Лучше бы я вообще о нем ничего не знал. До сих пор мутит…
— Это ещё не все, — с внутренним злорадством продолжал Савватеев. — Живую мумию ты видел. Больше года человек не ест и живёт. Медэксперт осматривал, говорит, внутренних органов практически нет, а значит, и обычных химических процессов в организме.
— Я увезу его в Штаты, — походя пообещал мистер Твистер. — Для обследования и изучения феномена…
— Вези, если отдадут, не о том речь. Слушай дальше! Есть тут одна совсем ещё молоденькая барышня, у которой сразу два мужа и четверо детей. Рожает по два младенца, тоже феномен.
— Это допустимо…
— Но следует учесть, что дети её — начало будущего человечества. А времена сейчас — библейские.
— Кто это сказал?
— Барышня и сказала. Пассажир недоуменно поморщился:
— Весьма спорно…
— А если ещё учесть ураганы и потопы? Соображаешь, куда ты попал, Мыкола? В библейские времена!
— Ты меня напоил, — вдруг трезво заявил Твистер. — Но я обычно все помню…
— Я ему про Фому, он про Ерему… Говорю, соображаешь, в какое время живём?
— Соображаю…
Он внезапно рухнул со стула и мгновенно уснул с прежним недоуменным умиротворением.
Савватеев отдал свою командирскую радиостанцию Финалу, который дежурил в гостинице и охранял покой, ушёл в соседний номер, расстелил свежую, с шуршащими простынями кровать, разделся и, испытывая блаженство, вполз под одеяло, чтобы не стряхнуть полусонного состояния. Впереди оставался ещё целый световой день, и до вечера можно было наконец-то выспаться: по велению начальства операция сворачивалась после того, как район покинут все официальные лица и представители.