Савватеев физически ощутил, как плечи потянуло к земле, словно на них навалили мешок с песком; распоряжение шефа было настолько необычным, что в первый миг не нашлось слов для возражения. Брать с собой на операцию не просто иностранца — сотрудника спецслужб, показывать ему лица своих людей, диверсантов из группы Варана, тактику действий оперативной службы разведки и спецопераций, которые уже сами по себе являлись секретными…
Все это даже в дурном сне не приснится.
И вдруг как-то само собой в голове сложилась схема, приведшая Мерина к самоубийству; шеф приказал Юрию Петровичу задействовать в розыске правозащитника этого ФБРовца. Бывший милиционер возмутился, получил разнос и, оскорблённый, уехал на конспиративную дачу заливать горе. Там решил больше не служить, задумал самоубийство, и этот выход его обрадовал. Потом вызвал Савватеева, дал три дня сроку и велел найти плоть Идрисовича. Савватеев эксгумировал тушу медведя, практически завалил операцию, и об этом стало известно шефу…
Второго наезда нервы Мерина не выдержали.
Если сейчас воспротивиться столь абсурдному приказу, сюжет может повториться…
— Он хоть говорит по-русски? — вместо протеста спросил Савватеев.
— Лучше нас с вами, — шеф снял трубку внутреннего телефона. — Бывший украинский гражданин…
— Как его фамилия?
— Твистер… Такая фамилия… — он отдал комуто распоряжение и положил трубку. — Привёз какую-то свою новейшую аппаратуру для поиска останков, старых следов крови, даже микрочастиц… В общем, воспользуйтесь ею… И отработайте эту охотничью базу!
— Насколько я понимаю, — мягко проговорил Савватеев, — нужно провести… достойную игру с украинским американцем?
— Не играть нужно! Искать тело господина Каймака! И о результатах докладывать мне лично. Ежедневно!
Глаза шефа все-таки не удержались в мешках и выпали на стол бликами линз.
Савватеев ушёл от него в некоем очарованном состоянии и остальные мелкие дела, как-то: получение новых средств связи, приборов и чтение ответов на запросы, делал в автоматическом режиме. Ощущение странности всего происходящего ещё более усилила справка погранслужбы, где значилось, что Максимилиан и Максим Трапезниковы действительно служат в «горячей точке» — на таджикско-афганской границе — в спецназе и несколько месяцев назад подписали контракт сроком на три года.
Однако сразило Савватеева то, что у обоих братьев была указана одна и та же гражданская жена — Скоблина Милитина Львовна…
Та самая, озабоченная деланьем детей, мамаша…
Это можно было бы посчитать за ошибку писаря, который перепутал схожие имена братьев и на всякий случай «женил» их на одной женщине, если не знать многодетную Милитину Львовну…
Вот только детей у них не значилось, по крайней мере записанных в личное дело…
Начиналась какая-то липучая шизофрения, или действительно наступили библейские времена, поскольку Савватеев внезапно испытал зависть: это же надо, как устроено в природе! Кому-то даётся все и без всякого напряжения, а у него за пятнадцать лет кое-как получалась единственная дочь, да и та оказалась не его. Тут живёт в лесу явно сумасшедшая женщина, собирает грибы, меняет на детское питание, рожает совершенно спокойных, а значит, здоровых близнецов и двойняшек, да ещё оберегает их от лжи!
Скорее всего именно эта зависть, смешанная с омерзением к себе, так ярко испытанным на берегу, и ещё смутное чувство несправедливости подвигли его позвонить по спецсвязи начальнику погранотряда, где служили братья Трапезниковы. В ожидании соединения Савватеев сидел и тупо обдумывал сразу три сложных мысли: если братьев увезли в армию со свадьбы, а служат они всего несколько месяцев, то когда же их жена успела зачать и родить аж две пары детей?
Или первая пара близнецов была рождена до свадьбы? От случайного дяди?..
Вторая мысль оказалась ещё труднее — объявиться жене, сказать, что он в Москве, или уж уехать и не тревожить душу? И третья, на первый взгляд лёгкая: найти предлог, зайти к Крышкину, который проводит генетическую экспертизу, — а вдруг она уже готова?..
Прийти к какому-то решению он не успел, и оттого разговор с Таджикистаном получился таким же скомканным. Вероятно, начальнику погранотряда в самостийной республике уже не раз приходилось напрямую связываться с Москвой и Управлением, поэтому на путаные вопросы о братьях, их жёнах (в последний миг у Савватеева язык не повернулся сказать, что жена одна на двоих) и детях отвечал бойко и конкретно, показывая, что он знает все о подчинённых.
— У них пополнение в семье, — наконец, сообщил Савватеев вполне определённо. — Надо бы помочь материально и предоставить краткосрочный отпуск.
— Сделаем! — как-то по-граждански заверил начальник.
И даже выхлопотав отпуск для этих странных братьев, Савватеев все равно не избавился от чувства вины перед этой, явно психически не здоровой, бормочащей о библейском времени и одновременно угрожающей насилием женщиной.
Все встало на свои места лишь по дороге в гостиницу «Космос», когда машина с мигалкой неслась по осевой, увиливая от встречных. Скорость и обострённое ощущение опасности внезапно просеяли мешанину чувств, и на решете задержался единственный камешек — неуместное, тайное и постыдное желание, внезапно возникшее там, на берегу, перед женщиной, зовущей его «делать детей». Самое невероятное, невозможное заключалось в том, что внутренне он готов был сесть к ней в лодку, и эта готовность исключала, вернее, ретушировала все мысли о её болезненном навязчивом бреде, словно он и в самом деле соприкоснулся и поверил, что в библейские времена все возможно и ничего не грешно.